Вопросы и ответы. Часть 4-я

Продолжение публикации наиболее интересных вопросов и ответов, собранных Архиеп. Аверкием (Таушевым) и опубликованных в свое время на страницах «Православной Руси».

Задачей архиеп. Аверкия было отвлечь людей от попыток разрешать возникающие церковные и вероучительные вопросы по своему разумению, и приучить их искать ответы на эти вопросы в учении Св. Церкви.

37. Может ли прихожанин, женатый на инославной, состоять в Церковном Совете?
38. Когда открывают царские врата, занавес?
39. Где должны быть помещены иконы в жилых домах?
40. Как должен молящийся в храме отвечать на каждение?
41. Можно ли делать только поклон, без наложения крестного знамения?
42. Нужно ли креститься с поклоном после каждого прошения на ектении?
43. Можно ли пользоваться электричеством для зажигания лампад?
44. Откуда произошли хоругви в православных храмах?
45. Смертный ли грех для иерея, который после 12 часов ночи разрешает себе курение или курит тотчас же после потребления Св. Даров?
46. Всякий ли иеромонах может быть духовным отцом и может ли исповедывать?
47. Почему поют всенародно «Верую» и «Молитву Господню»?
48. Приемлема ли в церковной практике только одна исповедь, без причастия?

ВОПРОС 37: Может ли прихожанин, состоящий в браке с инославной, которая не желает никак переходить в православие, – состоять в Церковном Совете?

ОТВЕТ: По существу дела, конечно, не может. Православная Церковь, как это ясно видно из церковных канонов (72 правило VI Вселен. Собора, 10 и 31 правила Лаодикийского Собора) запрещает браки с непринадлежащими к православному вероисповеданию. В Церковный Совет, согласно постановлению Всероссийского Церковного Собора 1917 /1918 года, должны избираться лучшие люди прихода – «наиболее благочестивые и усердные из прихожан» (см. Введение к Приходскому Уставу), а таковыми не могут почитаться те, которые не блюдут свято каноны Церкви.

Члены Приходского Совета являются «ближайшими помощниками своего пастыря и проводниками его начинаний в приходе» (см. тот же Устав). На них лежит долг помогать своему пастырю и в его миссионерской работе. Миссионерская работа должна начинаться с своей собственной семьи: плох тот «миссионер», который не в состоянии сделать православными всех членов своей семьи. То, что говорит св. Апостол Павел о пастыре: «Ибо кто не умеет управлять собственным домом, тот будет ли пещись о Церкви Божией?» (1 Тим. 3, 5) – в значительной степени относится и ко всякому труженику на церковной ниве, ко всякому претендующему быть помощником своего приходского пастыря.

ВОПРОС 38: Будучи на заупокойной литургии в Покровском Соборе я заметил следующую вещь, по моему мнению, являющуюся отступлением от церковных правил. После слов служившего протоиерея «Двери, двери, премудростию вонмем» упомянутый священнослужитель не только открыл завесу на царских вратах, но и открыл царские врата, и всё дальнейшее Богослужение провёл при открытых царских вратах. Является ли это нарушением правил? Мне кажется, что царские врата открыты в это время лишь при архиерейской службе. Или это предоставляется усмотрению священнослужителей?
 

ОТВЕТ: Совершенно верно Вы думаете, что царские врата в это время, то-есть во время так называемого «евхаристического канона», остаются открытыми только при архиерейской службе. Открывать царские врата после возгласа: «Двери, двери, премудростью вонмем» стали лишь в сравнительно недавнее время священники-модернисты, задавшиеся целью «обновить Церковь» и положившие в России начало так называемой «Живой» и затем «Обновленческой» «церкви». К сожаление, этот дух модернистского обновленчества, не только в этом отношении, но и во многих других, давно уже стал весьма широко распространяться в православных храмах Северной Америки.

ВОПРОС 39: Где должны быть помещены иконы в жилых домах? У нас в России помещались иконы во всех комнатах, обыкновенно, в лучшем углу комнаты, по большей части вправо от входа. Так были расположены иконы и в крестьянских избах – в «красном углу», где стоял стол для еды. В Америке мне пришлось быть в квартире у одного священника. Я был удивлён, что у него иконы висели на стенках (по-католически, а не по-православному). На мой вопрос, почему он иконы повесил на стенах, он ответил, что дом построен так, что ни один угол его комнаты не выходит на восток, а иконы должны висеть в сторону востока.

ОТВЕТ: Из 91-го канонического правила Св. Василия Великого (заимствованного из 27-ой главы Книги о Святом Духе к блаженному Амфилохию), входящего в состав Книги Правил, то-есть общеобязательных для всех православных христиан церковных канонов, мы узнаём, что христиане издревле при совершении молитвы обращались лицом к востоку. «К востоку обращатися в молитве, какое Писание нас научило?» спрашивает св. Василий, а далее поясняет: «Посему то все зрим к востоку во время молитв, но немногие знаем, яко чрез сие ищем древнего рая, который насадил Бог во Едеме на востоке (Быт. 2, 8).

Отсюда ясно что, по правилам св. Православной Церкви, при молитве надлежит обращаться к востоку, вследствие чего и храмы строятся алтарём к востоку. Вместе с тем справедливо и то, что, по весьма старому благочестивому русскому обычаю, иконы в домах ставятся в «красном углу», то-есть в наиболее красивом, благолепном и благопристойном для помещения в нём икон углу. Иконы ставятся в углу потому, что Господь Иисус Христос, называвший Себя «Краеугольным Камнем» основанной Им Церкви, естественно должен являться «Краеугольным Камнем» и каждого христианского дома – «малой церкви», что символически и изображается помещением св. икон в самом лучшем и красивом углу жилища. Само собой разумеется, что из всех углов надо выбрать тот, который наиболее удобен и благоприличен для помещения в нём икон. Кроме того, древним обычаем у нас было принято при входе в жилище, прежде всего обратиться лицом к св. иконам и положить перед ними три поклона, осеняя себя при этом крестным знамением, а затем уже приветствовать хозяев. Естественно поэтому помещать иконы в том углу, который прежде всего, так сказать, «бросается в глаза» вошедшему в комнату. Такой самый видный, наиболее, удобный и благоприличный угол комнаты и избирается обыкновенно для помещения в нём св. икон и именуется «красным углом», иногда даже независимо от того, обращён ли он к востоку или нет. Конечно, надо стараться выбрать тот угол, который обращён к востоку, но, вместе с тем надо помнить, что в истинном христианстве не должно быть такой, чрезмерно-слепой привязанности к «букве законной» – в том, по крайней мере, что касается чисто-обрядовои стороны: молиться и покланяться Богу можно всюду – во всех направлениях, «на всяком месте владычествия Его» (Пс. 102, 22), а не только на восток.

ВОПРОС 40: Как должен молящийся в храме отвечать на каждение Архиерея, иерея и Диакона: только ли поклоном, наложением на себя крестного знамения или же поклоном с наложением крестного знамения?

ОТВЕТ: Каждением чествуются св. иконы, все вообще святыни, находящиеся в храме, а также предстоящие при Богослужении верные. По словам св. Германа, «каждение знаменует те ароматы, которые принесены были к погребению Господа, а также смирну и ливан, принесенные волхвами. Но сверх того каждение означает и чистый обет добрых дел, из коих истекает благоухание, как говорит Апостол: «яко Христово благоухание есмы Богови» (2 Кор. 2,15).

Каждение перед иконами и др. святынями служит, таким образом, выражением благоговения и почтения к ним, а каждение, обращенное к верующим, есть выражение желания, чтобы они исполнились Духа Святого и благоухали пред Господом добрыми делами, подобно кадильному фимиаму.

Совершающий каждение одновременно кланяется тем, кому он кадит; равным образом и верующие отвечают ему таким же поклоном, не полагая при этом на себя крестного знамения.

ВОПРОС 41: Можно ли во время Богослужения делать только поклон в сторону алтаря, без наложения крестного знамения?

ОТВЕТ: Во время молитвы поклон всегда соединяется с наложением на себя крестного знамения. Поклон без наложения на себя крестного знамения делается только в ответ на благословение рукой (но не крестом), преподаваемое священнослужителем, и в ответ на каждение.

ВОПРОС 42: Нужно ли осенять себя крестным знамением с поклоном после каждого прошения на ектении, при пении хором: «Господи помилуй»?

ОТВЕТ: Хотя в Уставе нет на это определенного указания, и некоторые считают, что достаточно осенять себя крестным знамением и полагать поклон только на первом прошении ектении и при заключительном возглас её, однако, боле правильным является – каждое прошение ектении завершать крестным знамением и поклоном, чего естественно требует молитвенное усердие верующего, который желает ревностно и от всей своей души принимать участие в общей церковной молитв, выражаемой прошениями ектении.

ВОПРОС 43: Имеются ли какие-нибудь указания против применения электрического света для возжжения лампад?

ОТВЕТ: Никаких указаний на это в нашем Уставе нет и быть не может, ибо Устав был составлен задолго до изобретения электрического освещения, но общее убеждение большинства наших высоких церковных авторитетов и верующих мiрян, – что электрическое освещение, если и допустимо в храмах, то во всяком случае не может и не должно служить заменою обычно употребляемых светильников, каковыми являются восковые свечи и лампады наполняемые елеем. Никогда и ни при каких условиях электрическое освещение не может вытеснить для нас света восковых свечей и лампад, наполненных елеем, ибо и наши канонические правила и вся наша многовековая церковная традиция говорит только о восковых свечах и о елее для лампад.

Удручающее впечатление производит на душу электрический свет в храмах, воспринимаемый интуитивно, как нечто чуждое нашей святой вере, как нечто, не только не способное располагать к молитве, но скорее расхолаживать. Электрический свет, по общему впечатлению многих, какой-то мёртвый, а не живой, и слишком напоминает в храмах о той чисто-земной культуре и технике, которые ныне так далеко ушли от христианства и людей отводят от Христа и Его Божественного учения, настраивая весь смысл, всю цель жизни видеть только в земном; в земных достижениях, в земных усовершенствованиях.

Свет восковой свечи и лампадки, наполненной елеем – живой: он вносит в душу какое-то особое умиротворяющее и располагающее к молитве настроение, какую-то особую теплоту. Этому способствует несомненно то, что воск, благоухающий мёдом, и елей, это – плоды земли, которые человек приносит в дар Богу, чего нельзя сказать о механически-возжигаемой путём нажима кнопки или поворота выключателя электрической лампочке.

Свеча и елей соединяют нас со всем тысячелетним прошлым нашей Св. Церкви, дававшей всегда такое широкое употребление именно этого рода светильникам, освященным особым символическим истолкованием их значения. Достаточно прочесть хотя бы замечательное толкование нашего великого угодника Божия преп. Серафима Саровского: «Человек по телу подобен зажжённой свече. Свеча должна сгореть и человек должен умереть». (Житие его Н. Левитскаго, стр. 167). Чтобы предохранить себя от рассеянности в молитве, преп. Серафим советовал, между прочим, смотреть на горящую свечу, причём предлагал .прекрасное сравнение человеческой жизни с восковою свечёю: «На жизнь нашу смотреть надобно, как на свечу, делаемую обыкновенно из воска и светильни и горящую огнём. Воск – это наша вера, светильня – надежда, а огонь – любовь, которая всё соединяет вместе, и веру и надежду, подобно как воск и светильня горят вместе при действии огня. Свеча дурного качества издаёт смрад при горении своём и угасая, – так смрадна в духовном смысле и жизнь грешника пред Богом. А потому, глядя на горящую свечу, особенно, когда стоим в Божием храме, да вспоминаем начало нашей жизни, ибо как тает свеча, зажжённая пред ликом Божиим, так с каждой минутой умаляется и жизнь наша, приближая нас к концу. Эта мысль поможет нам менее развлекаться в храме, усерднее молиться и стараться, чтобы жизнь наша пред Богом похожа была на свечу из чистого воска, не издающего смрада (там же, стр. 171-172).

Можно ли сказать то же самое об электрической лампочке. горящей в храме вместо свечи?

Елей в лампадах напоминает нам также знаменательную притчу Господа о десяти девах и внушает нам стремление уготовать себя к сретению Божественного Жениха (Матф. 25, 1-13), что является конечною целью нашей жизни.

ВОПРОС 44: Какое историческое происхождение хоругвей в православных храмах?

ОТВЕТ: Хоругвь есть не что иное, как св. икона, висящая на древке в виде знамени. Она изображает собою победное знамя Христовой Церкви, напоминая нам, что все мы, христиане, – воины Христовы, ведущие непрестанную брань с врагами нашего спасения. Поэтому хоругви и носятся клириками впереди крестных ходов, изображающих собою победное шествие Церкви.

ВОПРОС 45: Согрешает ли смертно иерей, который после 12 часов ночи разрешает себе курение или курит тотчас же после потребления Св. Даров, как это практикуется у военных священников?

ОТВЕТ: Мы не допускаем мысли, чтобы у всех военных священников существовала такая предосудительная «практика». Да и не все, конечно, военные священники обязательно курят.

Иерей, который, перед служением Божественной литургии, после 12-ти часов ночи, разрешает себе курение или курит тотчас же после потребления Св. Даров, конечно, смертно согрешает. И это тем более, что курение отнюдь не естественная потребность организма, а искусственно-привитая греховная страсть, которой вообще не должно быть места в священнослужителе. В каком-то смысле курение хуже пьянства и блуда, ибо эти две страсти проистекают из злоупотребления естеством, а курение страсть противоестественная, не имеющая для себя никаких оснований в организме человека. И если перед служением литургии и перед приобщением Св. Христовых Таин, после 12-ти часов ночи, предписывается сугубое воздержание, простирающееся до того, что воспрещается даже вкушение пищи, то тем более недопустимо услаждение греховной страстью курения.

Пастырь должен показывать своим пасомым пример борьбы с греховными страстями, а потому курение для него вообще недопустимо и непростительно. Никотин, содержащийся в табаке, производит одурманивающее и одуряющее действие на того человека, который предан курению, и разрушает его здоровье, а пристрастие к этому несомненному яду делает его подлинным пленником, жалким рабом табака, без употребления которого он порою жить не может, теряя спокойствие и душевное равновесие, что само по себе является уже тяжким грехом, ибо христианин, освобождённый искупительной Жертвой Христовой от рабства греху, не смеет вновь опутывать себя греховными пристрастиями, теряя великий дар свободы, приобретенный ему драгоценною Кровью Христа Спасителя, пролитою за нас на кресте.

Всякая греховная привычка или пристрастие в христианине есть внутреннее, или сердечное идолопоклонство. Ибо кто пленён какою-либо греховною привычкою или пристрастием, он только о ней постоянно и думает, об удовлетворении её только и помышляет, ею только и наслаждается, забывая о Боге, и таким образом эта греховная привычка или пристрастие становится его идолом, его ложным богом, которому он покланяется, вместо угождения истинному Богу.

Таково, в особенности, пристрастие к табаку: этот глупый, вредоносный для самого курильщика и несносный для окружающих навык не даёт и минуты покоя привыкшему к нему – он более помнит о табаке, нежели о Боге, и приносит табаку жертву, как своему сердечному идолу, будучи готов на все лишения и даже на преступления, лишь бы удовлетворить своей страсти.

Допустимо ли такое губительное духовное состояние для священнослужителя?

ВОПРОС 46: Всякий ли иеромонах, уже по тому самому, что он имеет сан иерея, может быть духовником – духовным отцом других монахов и мiрян и может их исповедывать?

ОТВЕТ: Отнюдь нет. Как известно, в первое время, вскоре после возникновения Монашества, не было даже в обычае посвящать монахов в священный сан. Когда нужно было совершать в монастыре Божественную литургию, из ближайшего селения приглашался мiрской пресвитер, который и приобщал монахов и совершал для них все необходимые таинства. Но потом это было сочтено неудобным, и из среды самих монахов стали посвящаться в сан пресвитера достойнейшие для отправления Евхаристии и других таинств. Не всем, однако, священномонахам, сообщались при этом пастырско-духовнические права, а только тем, которые стояли во главе иноческой обители и которые получали особые на то полномочия от своего местного епископа. Остальные иеромонахи, как это было и у нас в России до последнего времени, могли только совершать Божественные службы, но не имели права сами по себе исполнять пастырские обязанности, в том числе и важнейшую из них – духовническую. Духовником для братии и посещавших обитель мiрян-богомольцев всегда являлся особо-поставленный на то иеромонах, который и нёс эту ответственную обязанность, как возложенное на него послушание, по уполномочию местного епископа. Конечно, назначался духовником опытнейший, способный духовно руководить другими. И никто, кроме него, не мог исповедывать или брать на себя самочинно духовное руководство монахами или мiрянами.

Особо строги церковные правила к тем иеромонахам, которые, не имея на то «повелительной грамоты» от местного епископа, принимают к себе на исповедь мiрян (см. Синтагма М. Властаря лит. М. кап. 9; Дух. Регл. прибавл. о монах. 57 ст. Ист. Российской Иерархни 2 ч. 115 стр.; см. также Ц. В. 1892, 4; 1894, 46; 1896, 29; сн. 860 стр.). Без особого разрешения епископа на совершение таинства покаяния, ни один из иеромонахов не имеет права быть духовником, что было подчеркнуто у нас в России в самое последнее время в Ц. В. 1896, 30.

Чрезвычайно строгим прещением грозит «Предисловие и сказание, о еже како подобает быти духовнику», помещаемое в нашем Требнике, всякому, кто без особого на то разрешения епископа, решится принять на себя духовнические обязанности. Вот как буквально гласит оно:

«Аще кто без повелительной грамоты местного епископа дерзнет прнимати помышления и исповеди, сицевый правильно казнь приимет, яко преступник божественных правил, и зане не точию себе погуби, ко и елицы у него исповедашася, не исповедани суть: и елика связа, или разреши, не исправлена суть, по шестому правилу, иже в Карфагене Собора, и по четыредесять третиему тогожде Собора».

ВОПРОС 47: Почему в наших храмах вводят католический обычай петь всенародно «Верую» и «Молитву Господню»? Нигде этого мы не замечали.

ОТВЕТ: Всенародное пение в храмах отнюдь не «католически обычай», а строго-православный, ибо он древне-христианского происхождения. Восстановление в наше время всенародного пения в храмах надо только приветствовать, ибо оно имеет самые глубокие основания в самой идее нашего Богослужения, в коем должны принимать деятельное участие все верующие «едиными усты и единым сердцем».

Сама внешняя конструкция нашего православного богослужения, представляющего собой постоянное чередование, как бы перекличку, возгласов священника и диакона с чтением «учинённого чтеца» и пением «лика» уже указывает на предполагаемое его идеей самое живое и сознательное участие всех «предстоящих» в совершаемом богослужении, а не одно лишь пассивное присутствование в храме, хотя бы и сопровождаемое своей частной молитвой.

На такое активное участие мiрян в богослужении указывают и те многочисленные примечания Типикона и богослужебных книг, где слово «лик», что значит: «хор», весьма часто заменяется местоимением: «мы», как например: «мы же поем» в прилучившийся глас «Господи воззвах», или: «и мы поем: “Свете тихий”» (Тип. гл. 2). Очень часто, вместо слова «лик» употребляется выражение: «людие»: «и поют людие» (напр., последование вел. субботы на вечерни).

Отсюда становится вполне понятным возглас священнодействующего на Божественной литургии, в котором он призывает молящихся славить и воспевать Бога не только «единым сердцем», но и «едиными усты».

По идее нашего богослужения, таким образом, все верующие должны принимать участие в пении, если и не всех, то во всяком случай большинства наших церковных песнопений, а не стоять в церкви только как бы праздными зрителями и слушателями. Церковь не театр, куда приходят только для того, чтобы посмотреть и послушать красивое пение, а место общей молитвы, в коей все должны принимать участие и участие вполне сознательное. Тем более уместно такое участие в пении Символа веры, которое есть наше общее исповедание веры, и в пении Молитвы Господней «Отче, наш», которая возносится от лица всех нас к Богу, нашему общему Отцу.

Только вторжение в наше богослужение западного концертного пения, доступного исполнению лишь особо-опытных певцов и при том лишь после тщательного и длительного приготовления, оттеснило верующие массы от живого участия в общем богослужебном пении и сделало приходящих в храм лишь слушателями, но не живыми участниками обще-церковной молитвы. Всё внимание в этом западном театральном пении сосредотачивается не на словах, а на мелодии, более или менее искусственной – бравурной или сантиментальной, – но отнюдь не церковной. Под влиянием этого глубоко чуждого духу православной аскетики пения, в котором часто невозможно бывает даже разобрать отдельные слова, многие стали приходить в церковь уже не для молитвенного участия в богослужении, как в общем деле всех верующих, а лишь для того, чтобы «послушать красивое пение», чтобы пережить эстетическое наслаждение, которое многими, к сожалению, в наше время принимается за молитвенное чувство. Это, в соединении с безрелигиозным домашним воспитанием и столь же безрелигиозным, а иногда и просто безбожным, проникнутым атеистическим и материалистическим духом школьным образованием, повело ко всё большему и большему отходу от подлинной церковности и понимания богослужения широких масс верующих. В результате весьма ослабло громадное само по себе значение нашего богослужения, как религиозно-воспитывающей школы. Верующие приходят часто в церковь только для того, чтобы «перекрестить лоб», как они сами образно выражаются, но всё, что происходит в церкви, им чуждо и непонятно. Неудивительно поэтому, что теперь находятся даже такие, которые обращаются с просьбой причастить их... за всенощным бдением и искренно недоумевают и даже обижаются, когда им в этом отказывают.

Таким образом, исчезновение в наших храмах всенародного церковного пения и замена его театральным исполнением церковных песнопений особыми «хорами» несомненно способствовало расцерковлению нашего общества. Поэтому самый верный путь возвращения нашего расцерковленного общества к Церкви – это возвращение к древней и согласной с нашим церковным уставом практике: восстановлению всенародного пения в наших храмах.

ВОПРОС 48: Приемлема ли в церковной практике только одна исповедь без причастия; ко мне пришла одна прихожанка и сказала, что она очень часто практиковала только одну исповедь без причастия и авторитетно мне заявила, что она так действовала по благословению одного епископа?

ОТВЕТ: Исповедь, или Таинство Покаяния, есть вполне самостоятельное таинство, отнюдь не связанное с Таинством Причащения. Этим и объясняется, почему на всём Православном Востоке решаются приступать к Таинству Причащения без предварительной исповеди, и священнослужители это допускают. Равным образом и у нас священнослужители приступают к совершению Божественной литургии и, следовательно, к св. Причащению, без предварительной исповеди, а исповедуются лишь тогда, когда чувствуют в этом особую потребность, испытывая особое смущение совести, а также во время постов, когда всем верующим надлежит говеть и каяться в своих грехах, чтобы получить разрешение от них в Таинстве Покаяния. У нас в России твёрдо вошёл во всеобщее употреблено весьма похвальный обычай – непременно исповедываться перед причащением св. Христовых Таин, но это именно обычай, приобретший как бы силу закона в нашей русской церковной практике, а не общеобязательное церковное правило.

Отсюда понятно, что нет никаких препятствий допускать к Таинству Покаяния лиц, желающих исповедать свои грехи и получить в них разрешение, независимо от Таинства Причащения.