В посёлок Куйдусун я прилетел в конце июля 1981 года. Всякого успел навидаться. На нечто новое уже не рассчитывал. И всё же, это северное поселение добавило впечатлений. Его и посёлком-то назвать было трудно. Но люди гордые, умудрились. Посудите сами, что я увидел. А увидел я широкий лесистый распадок. Ленту реки, уходящую вдаль.  Горы, на востоке очень красивые. И на фоне досель непривычной красы, приметил с пяток потемневших стареньких домиков, широко рассыпанных у мелкой куйдусунской протоки. Домики  вросли и вмёрзли по обе стороны Колымской трассы, проходящей в полутора километрах от Томтора – административного центра совхоза «Оймяконский», Оймяконского, стало быть, района. И вот всё это «недоразумение», правда, ещё с жилой двухэтажкой, конторой, гаражом, шоферской и заправкой, гордо называлось - посёлком.

Ну, да Бог с ним, с названием. Не мной дадено, не мне и менять. Сюда привели меня и дороги, и как раньше наши предки гутарили – весьма стеснённые денежные обстоятельства. Дело в том, что, мотаясь по Крайнему Северу, я, как-то, незаметно,  увлёкшись, своих возможностей не рассчитал и финансово истощился. Последние три рубля заплатил водителю-якуту за левый извоз. Он и привёз меня на новом совхозном автобусе в этот посёлок. Сказал, что русских в нём много работает, глядишь и ты на что-нибудь, да сгодишься. Умный попался якут. И верно, сгодился. Приняли меня плотником в КЭЛУАД⁴² – одно из многочисленных подразделений объединения – Якутзолото. Топор в руках держать приходилось. Но плотником я никогда не работал. Поэтому приняли меня с низким разрядом и временно. То есть, со своеобразным  испытательным сроком.

Управление обслуживало триста километров полотна автомобильной дороги  Якутск – Магадан. И это вместе с мостами, мосточками,  шоферскими или прогревальными пунктами, заправками и прочей придорожной недвижимостью. Летом движение шло от Магадана до Хандыги⁴³ и обратно. А зимой, по зимнику, можно было доехать до Мурманска, Кишинёва или Москвы. Надо сказать, Колымская трасса не шибко простаивала. Оно и понятно. Активно мылось золотишко. Лес, пушнина, ценная рыба и дичь вывозились. Алмазы, олово, уголёк и сурьма добывались. И Бог знает, что там ещё. БАМ⁴⁴ только строили, строили, строили... А по воздуху и по воде всего нужного не очень навозишься. Потому дорога и напрягалась.

Плотников не хватало. Топорной же работы в этот год подвалило с избытком. Срочно ремонтировались мосты, строилась баня, ожидалась постройка складов и так далее. На Крайнем Севере нового человека понимают и принимают  не сразу. Ничего не поделаешь – такова специфика Севера. Общее впечатление и язык языком, а жизнь покажет, кто ты и чего ты стоишь на самом-то деле. В моё время, так уже рассуждало не только начальство. И в общем-то, люди правильно рассуждали. К началу восьмидесятых годов Крайний Север перестал быть уделом ГУЛАГа и редких «туманных» романтиков. Постепенно он скатывался к среднему советско-общественному показателю, превращаясь в «помойку обычного проходного двора». Авантюристов и  проходимцев по жизни встречалось достаточно. Вот и держало местное население, и его руководство ухо востро.

До первого снега и начала крепких морозов, наша бригада строила баню. После, её «переключили» на копание ям под сваи для довольно обширного склада. Параллельно мы много работали с брёвнами - шкурили, тесали. Не чурались разгрузкой привозимого от вырубок леса.  Оказывали помощь в Томторе при обвязке там заложенных домиков. Участвовали почти во всех авральных и особо срочных работах. Одним словом – работали не за страх, а за совесть. Жизнь била ключом. Время летело. Молодой и кипучей энергии доставало.

В конце февраля я познакомился с одним совхозным рыбаком. Назвался он Виктором Опанасенко. К тому времени, я уже в посёлке довольно освоился. Считался своим человеком. И проживая в отдельном сусуманском⁴⁵ балке, даже приобрёл некий авторитет. Как теперь понимаю, авторитет мой складывался не столько из чисто человеческих качеств, люди в них могли и ошибиться, сколько из нестандартного житейского поведения и стойкой социальной позиции. Они и впрямь, от средне-статической здорово отличались.
Поясню, чем.
Я не скрывал своего отрицательного отношения к  советскому строю. Не участвовал в пропагандистских и профсоюзных собраниях. Игнорировал выборы. Не пил, не курил. И вёл себя, по мнению обывателей, довольно дерзко, если не показательно-независимо. Это меня и выделяло из общей среды, притягивая отдельных людей. Притянуло и Виктора Опанасенко. Он «планово» спустился с гор попьянствовать или, как он сказал – «отдохнуть, попить русской водки и немного расслабиться». Одетый по горно-таежному, небритый, с характерным устойчивым запахом, выглядел этот человек лет на сорок - на пятьдесят. Хотя, на самом деле, ему недавно исполнилось семьдесят. Услышав об одном «чудаке» в Куйдусуне, он и решил его  навестить.

Что ж – милости просим.

Говорил Виктор долго. Я лишь подкладывал закуску в тарелку и внимательно слушал. Где-то, за сто пятьдесят километров отсюда, он ловит белорыбицу для зверофермы. Оказывается, соболям и чёрно-бурым лисицам, для высокого качества меха, необходима свежая рыба. Вот он и ловит её на каскаде из ста пятнадцати (!) горных озёр. Двадцать пять лет, как ловит. Последние десять лет работал с напарником. Но в этом году напарник уволился и теперь он ищет помощника – надёжного, а не случайного человека. И что я ему на эту роль подхожу.

Предложение Виктора меня заинтересовало. Тем более, он так сочно и красочно разрисовывал озёра и горы, что хоть прямо сейчас туда собирайся. Виктор этого и хотел. Рыбацкий опыт лишним мне не казался. В жизни он мог пригодиться. Виктор же обещал быстро всему обучить. После недолгих раздумий, я согласился, только попросил отсрочку до мая, поясняя, что раньше меня не отпустят. Опанасенко на секунду прищурился. Поскрёб пятернёю за ухом. Потом утвердительно кивнул головой. И мы ударили по рукам.

А дальше, я уже потихоньку начал готовиться в горы. Виктор навёл меня на продавца карабина. Вместе с пятизарядным малокалиберным карабином удалось приобрести охотничий нож и немного патронов. В томторском магазине закупил три пары тёплого китайского белья, пару меховых рукавиц, валенки и две пары специальной таёжной одежды. Так что к марту месяцу, в основном, подготовился. Не хватало только вволю патронов.

Тут-то и выручил мост.

Он лежал в пятистах шагах от своего прежнего места. Два года минуло, как снесло его половодьем. Подняло. Сорвало. И вынесло на ближайшую отмель мощным водным потоком. Тридцать пять лет стоял, а тут не выдержал и весною сорвался.

Прошёл слух, что якуты на сухие дрова охотно меняют русскую водку. Мост, как ничто другое, подходил для такого обмена. Водка меня не интересовала. Интересовали патроны. Бригадир, почуяв алкогольную выгоду,  за слух уцепился. Навёл точные справки. И быстро договорился с кем надо в Томторе. После чего, мы с напарником стали шабашить. С обеда и до позднего вечера успевали напилить три машины превосходнейших дров. Расклад получался почти идеальный. Якутам – дрова. Мне - патроны. А бригадиру с напарником и остальною бригадою – вожделенная водка. Все оставались довольными и при своих интересах.

С первого взгляда мост поразил монолитностью. Издали стометровая древесная глыба казалась отлитой из железобетона. С бензопилой не сходу подступишься. Прежде возникали вопросы, как и с чего бы начать?? Поломали мы голову и едва отыскали решение. За пару недель смогли управиться только с  малою частью. По ходу не встретилось ни гвоздя, ни скобы и вообще, никакого железа. В два обхвата отборную лиственницу собрали и связали  в сложную мостовую конструкцию удивительным образом – шипами,  клиньями, упорами и распорками нам почти незнакомыми. И так связали, что и лезвия ножа не просунешь. И сама лиственница поражала. Такая мощь уже редко встречалась. Она росла лишь на островах, да и то далеко не на каждом.
Как же зэки управились с нею? Всё вручную. На лютом оймяконском морозе. В голоде. Без кранов и иных механизмов… Это сейчас стволы лиственниц высохли и стали прочнее кости. А тогда? Нет. Простые плотники такой мост никогда не сработают. Даже на отмели, в уже урезанном виде, мост дышал воплощением академиков. Его бы в вечность поставить на площади. А мы его резали. И он не хотел умирать.

Якутам – дрова.
Кому-то – водка.
Кому-то – патроны…

Этот шип по-плотницки назывался «ласточкин хвост». Под ним и вокруг него зашиповано несколько брёвен. Вместе они удерживают толстенную сваю. Здесь можно было и не пилить. И всё же, я, почему-то,  пилил. Помнилось, что настоящие мастера всегда оставляли клеймо. Теплилась и у меня слепая надежда. А, вдруг, повезёт…

«Ласточкин хвост» отлетел в сторону и тупым, тяжёлым концом уткнулся в ближайший сугроб. Почуяв свободу пила в руках затряслась, завизжала. Однако свобода её продолжалась не долго. Вскоре я мотор заглушил и легко спрыгнул с моста. Ногой перевернул шип лицом к весеннему солнцу. В жизни мне часто везло. Кажись, повезло и теперь. На чистой и гладкой поверхности легко читались скупые карандашные строки.

«Начинали постройку сорок человек. Осталось двенадцать. Академик архитектуры Н. В. Силантьев, арх. Ульбрих А. А.».
Сорок куйдусунских мучеников…

42 КЭЛУАД – Кюбюминское Эксплатационно-Линейное Управление Автомобильных Дорог.
43 Хандыга – районный центр Якутии на Алдане. Есть и река с одноимённым названием, правый приток Алдана.
44 БАМ – Байкало-Амурская Магистраль железной дороги.
45 Эти балки строились в Сусуманской колонии общего режима.