Виктор Павлович Тугаринов – потомственный русский дворянин и  гражданин Уругвая – с самого раннего утра пребывал в волнительном настроении. Даже привычная уборка в собачьем питомнике не смогла его успокоить. И сколько помнил - всегда с ним такое случается. И в прошлом году, и в позапрошлом… Много лет уже Виктор Павлович необъяснимо волнуется, когда в имение  приезжает  его духовник и  давний знакомый - архимандрит Леонтий (Потапов). Боится наказания, что ли? И неважно, что от всего большого семейства Тугариновых в имении нынче остались только сам Виктор Павлович, да  его благоверная половина -  Наталья Ксаверьевна. Волнений от этого не становится меньше, и никуда они не деваются.

Отца Леонтия Тугаринов и, в самом деле, немного побаивался. Помимо образа высокодуховного и возвышенного, исконно русского и монашеского, имелось в нём и нечто такое плотское – почти родное, отцовское. И доброе, и строгое вперемешку. Глянешь на такого монаха и сразу почувствуешь свою низость и греховную мерзость. Пусть и на малое время.

Судьбы сложились их почти одинаково. И отец Леонтий, и сам Виктор Павлович покинули Европу после войны, попав под вторую волну эмиграции. Даже плыли на одном пароходе. Отец Леонтий, в сане иеродиакона, келейником у старенького архиерея, а Виктор Павлович, худосочным и неокрепшим подростком, вместе с мамой и отчимом. В Южной Америке их пути разошлись. Однако связи духовной они никогда не теряли, окормлялись в родной Белой Церкви Христовой. Да, если бы не Церковь и не горячая православная вера – растворились бы русские люди в Америках. А так,  слава Богу, всё ещё держатся на старых приходах – говорят  и мыслят по-русски. Хотя, далеко и не все. Но тут уже ничего не поделаешь. Для внуков и правнуков земля между двух океанов стала родиной. Другой они и не видели. Ассимиляция своё забирает.

Не минула она и семейство Тугариновых. Сыновья и дочери женились и вышли замуж за русских людей, а вот две его любимые внучки выбрали местных «испанцев». Живут они хорошо. Претензий к зятьям Тугаринов не имеет. Оба зятя, ради внучек,  даже приняли православие. И дети у них получились прекрасные. Прадедушку с прабабушкой  любят и чаще других навещают. И всё ж таки, родная фамилия и кровушка растворилась. Чего, прямо сказать, не хотелось. Очень, уж, не хотелось. Дорожил своей фамилией Виктор Павлович. И ещё как дорожил.  Ведь, древностью и  родовитостью она могла поспорить с любой русской фамилией. 

Родословная ханов Тугариновых начиналась и терялась в бескрайней половецкой степи. Рюриковичами тогда на Руси ещё и не пахло. Всякое в прошлой жизни случалось. Кочующие половецкие орды и оседлые хлебопахари - русичи часто меж собой враждовали. Вражда эта, изрядно воспетая мифами и былинами, до сих пор ещё у сведующих людей на слуху. Одна только былина о бое Алёши Поповича  со Змеем Тугарином чего стоит. И всё же, половцы  не всегда  воевали с соседями. Случались и мирные годы. А иногда враги и кровно роднились. В 1094 году половецкий хан Тугоркан из рода Шарукан (Змей) выдал свою дочь за киевского великого князя Святополка. Хотя, киевляне хана потом и убили, однако, убийство факту сему не помеха.

Несколько веков ещё кочевали Тугарины. Позднее, осели. Веру русскую приняли. И верно служили великому князю Московскому, а после Царю - Императору Православному. Близко к трону за  славой и златом на коленях не лезли. Знали место и дворянской честью своей дорожили. Обрусели. Русская кровь половецкую поборола. Обличьем и видом стали похожи на русичей. Глаза округлились и до синевы небес посветлели. А волосы умягчились и порусели. От прошлого остались одна лишь былинная память, да рост небольшой.

Его дедушка  - Африкан Александрович Тугаринов – генерал-лейтенант от инфантерии похоронен в своём родовом псковском имении. А родной батюшка – Павел Африканович Тугаринов – полковник русского генерального штаба, умирал уже у него на глазах. За год до войны отца неожиданно из советской тюрьмы отпустили. Тогда он, конечно, не знал, что не жить, а умирать отпустили. Радовался отцу и старался во всём подражать. Запомнил его печальные глаза, и тёплые, исхудавшие руки. На всю жизнь запомнил в три неполные года…

Отец умер в мае. Когда в воздухе сильно пахло черёмухой и ранней сиренью. Скворцы и  ласточки уже прилетели. Родного человека не стало. А через месяц случилась война.  Маме (урождённой баронессе фон Буксгерден) немецкие власти предложили работу консультанта и  переводчика. Работала она в псковской комендатуре и реже, в ведомстве бургомистра. Это время Виктор Павлович почти не запомнил. Зато запомнил  немецкое отступление. Трупы, кровь и разруху. И после, мытарства по голодной и разбитой Европе. Германия и Голландия, Франция и Италия… Во Франции мама познакомилась с отчимом. Три года они мыкались по сомнительным миссиям, благотворительным фондам, сестричествам, братствам, по приютам для бедных и прочим, Христа ради, подобным углам. И всё это - без работы и хоть какого-то вида на будущее.

Отчим оказался человеком порядочным и во всех смыслах надёжным. Из обедневшей и незнатной дворянской семьи, но с прекрасным техническим образованием, он долгое время жил и работал в Прибалтике. После распада Российской Империи русскому человеку не просто там было устроиться.  Поначалу работал уборщиком в дочерней фирме «British Petroleum». Это-то с высшим техническим образованием.  Как позднее он сам объяснял, ему ещё тогда здорово повезло с хозяевами-англичанами. Увидев в нём большие способности, они не посчитались с местными мнениями. Стали продвигать его стремительно вверх. И вскоре он уже возглавил их Прибалтийское представительство. Деньги платили немалые. Большую часть отчим откладывал в английские банки. Однако получить их оказалось делом проблемным. За сотрудничество с немцами в Соединённое Королевство его не пустили. Телефоны банковские за годы войны поменялись. А на просительные телеграммы богатые английские клерки почему-то не отвечали. И всё же получил отчим свои кровные деньги. Но получил их уже здесь и через суды, в Уругвае. Вот тогда они нормально и зажили. А  до этого пришлось с нищетою и бедностью в обнимку помыкаться. И по зелёно-кофейной Бразилии, и в душном, как в парной, Парагвае, и по бурьяно-пампасной и такой живой Аргентине.

В академиях Виктор Павлович не учился. Как-то не до этого было. То слишком долго болел. То рано женился. Вместе с отчимом занимался рыболовным, земельным и строительным бизнесом. Учился больше у мудрых людей, и ещё учился у жизни. Много думал и не столь мало читал. Зарабатывал деньги. Воспитывал детей.  Не отказывал просящим и нищим. Что-то жертвовал Богу и Церкви. Оглянулся. А жизнь-то уже и того, прошла родимая и прошла почти незаметно. Остались не то дни, не то малые годы. Жалеть, в общем, и нечего. Что от жизни хотел, того и добился. Правда, оставалось у него ещё одно заветное желание – хотелось ему побывать на могилах отца или деда. Хотелось побывать в настоящем русском лесу. Что-то частенько стали сниться ему соловьиные трели, крики одинокой кукушки, шум и  запах весеннего леса. По русским ландышам Виктор Павлович очень соскучился. А  в остальном – ничего. Ностальгия не так уж и мучает.

Казалось бы, покупай билет и лети. Ан, нет. Не может. Не может он простить «тихое» убийство родного отца, мытарства матери. Может быть, приезжающий батюшка сегодня разрешит его муки? Подспудно он на это надеется. Сыновья в Россию летали. Дочери тоже там были. А он всё не может. Слишком больно и стыдно за русских людей.

До самого обеда Виктор Павлович ходил по двору и не находил себе места. Замечание сделал прислуге. Отказался от завтрака. Отмахнулся от молчаливого упрёка Натальи Ксаверьевны. И всё это в волнении, и ожидаючи.

+

Батюшку слуга - перуанец привёз в имение к  двум часам пополудни. Виктор Павлович сам открыл заднюю дверцу и помог ему выбраться из салона авто. Получив  благословение и облобызав сухую, насквозь пропахшую ладаном руку, повёл осторожно под локоть в готовые комнаты. Несмотря на десятый десяток, отец Леонтий выглядел вполне ещё сносно. Если не особо приглядываться, то выглядел он точно так же, как и в прошлый раз, позапрошлый…

Годы на монаха, казалось, совсем не влияли.

В гостевых комнатах батюшка остался один и только через час, как и обычно, попросил булочек и горячего чая. Виктор Павлович, всё просимое, быстренько и подал.

- Садись, братец, отведаем твои чаи - угощение, - после короткой молитвы пригласил он к столику своё духовное чадо

Мог бы и не пригласить. Раньше и такое случалось.

- Как погляжу, ты сегодня не очень-то весел. Не заболел ли чем ненароком или со своей благоверной поссорился?

- Спаси Христос, отче. На здоровье  и супругу не жалуюсь. Грех на Богом данное жаловаться. Просто мне в последнее время очень сильно неймётся. Тоска по детству и России измучила. Лес по ночам начал сниться. Шумит и так ландыши пахнут…  Ещё птички щебечут-поют и летают. Проснусь, сердечко трепещет,  а душа из тела едва и не выскочит. Раньше такого со мной не случалось. Вот, грешным делом и думаю, не о близкой ли смертушке ангел мне намекает?

Отец Леонтий отпил крепкого чая из фарфоровой чашки, но ставить на столик её не спешил, грея о тонкие стеночки руки,  он посмурел и серьёзно задумался. В ожидании ответа, Тугаринов посмотрел на окно. Порывом ветра там отклонило в сторону занавеску.  От приоткрытой оконной фрамуги ощутимо потянуло ароматом молоденьких эвкалиптов. Они росли по соседству с его же каменным домом. По  давней и доходной привычке Виктор Павлович выращивал их на бумагу. Чередуясь, эвкалиптовые и мандариновые рощи широкой лентой тянулись вдоль всего океанского побережья и на многие квадратные мили в округе наполняли чудесными ароматами воздух, озеленяя и украшая местный пейзаж. Довольно солидные курортные фирмы уже, не однажды, предлагали продать ему, хотя бы, часть побережья или войти с ними в долю. Но Виктор Павлович продавать не спешил. И правильно делал. Земля со временем становилась только дороже.

- Не забыл ещё, значит, Россию. И давно тебе сны подобные снятся? – отвлёк его от размышлений и эфирных запахов отче.

- Уже как с полгода, не меньше.

Старец осторожно поставил чашку на столик, сменив её на  потёртые чётки. Его пальцы привычно на них оживились.

- Знаю, смерти ты не боишься. И правильно  делаешь. От неё не убежишь и не скроешься. Бога надо бояться и стараться поменьше грешить. А сны твои мне тоже не нравятся. Рановато тебе ещё отправляться на небо. Хотя, Господу оно, конечно, всяко, виднее. Даст Бог - помрёшь,  отпоём, похороним. Об этом ты не  волнуйся. А почему тебе и, правда, в Россию не съездить? Чего ты здесь на одном месте всё сидишь и рядом с бабьими юбками ошиваешься? Слетал бы, попроведал могилки отцов, своих пращуров. Подышал лесным воздухом, послушал бы тамошних птиц… Как-никак, а, всё ж таки, Родина. От советского духа,  говорят, там мало чего и осталось. А коль и осталось, отмахнись от него крестным знамением. Бог простит, и ты прости.

- Не могу, отче. Это выше сил моих малых.

- Выше сил твоих малых. Так накопи силёнок побольше! Кто тебе в этом мешает? Зря ты всю вину свалил на советы. От того ночами и маешься. В том, что мы с тобой за кордонами оказались, есть вина и наших отцов.

- Как же это так, отче?

- А, вот, так. Ты не задумывался о том, почему Господь дал победу войску ангелов архистратига  Божьего Михаила, а не войску его супротивника, тоже, кстати, архистратигу? А? Если не задумывался, так я тебе подскажу. Потому как войско то было святое и праведное, и цели его были точно такими же – святыми и праведными. А теперь ответь мне, почему Господь белому войску победу не дал? Ты глаза свои на меня не выпучивай. Он и красным победу не дал. Оставил их, как и бесов, для нашего с тобой  возрастания. «Кругом измена, трусость и обман!»1. Про кого это Царь так сказал? Неужто про красных?  Кто вокруг Царя тогда ошивался? Разве рабочие или крестьяне? Или может быть, староверы, жиды!? Дворяне вокруг Царя и стояли – изменники, трусы, обманщики. О них было сказано. Или не так? Чуть дальше стояло и духовенство. Оно тоже без греха не осталось. Деникин,  Юденич, Краснов и Корнилов, Колчак., даже Врангель – все они господской революцией мазаны. За что они опосля воевали? За Веру, Царя и Отечество!? За гордыню, да свои, прости Господи, просратые дворянские вольности и привилегии воевали. Или тоже скажешь, что это не так!

- Но, ведь, Император Николай сам отрёкся от Престола. Собственноручно написал прощальное обращение к армии.  Я не один раз читал его, перечитывал. Что ещё оставалось делать дворянам и монархистам?

- Монархистам. Что делать. А они, поначалу, ничего и не делали. Разбежались от жидовского страха по нумерам и фатерам, и каждый, как мог, спасал свою шкуру, сидел и праздновал труса. Когда Царь был во власти и силе, тогда многие из них чёрными потрясали рубахами и во всё горло горланили - «Боже Царя храни!»². Говорили и писали так о монархии, что прямо заслушаешься и зачитаешься. Захлёбывались в верноподданническом и  имперском экстазе. А когда Царя свободы и власти лишили, тут же, все разом притихли и замолчали.  Ни одна живая душонка, о Царе и Его Августейшей Семье,  не помилосердовала, не озаботилась и добрым словом не вспомнила. Подумать только, вызволение Его из неволи поручили  придворной слабенькой женщине – Аннушке Вырубовой. Ни офицеров, ни иных, мужеска пола людей, не нашлось. Где же были наши с тобою отцы-офицеры? А, Виктор? Где они были и с ними же иже? Молчишь? То-то и оно, что сказать тебе нечего. Император Николай - добрейший души человек. Чистый и правильный аки младенец. Маловеры в этом видели Его слабость. Но это не слабость, а Правда. Та самая Правда, о которой и сказал ещё святой князь Александр, что Бог не в силе, а в Правде. Император любил Бога и был всегда с Богом, любил русский народ и себя от него не отделял. Такого Царя-Батюшку лелеять бы, да носить на руках…

Голос отца Леонтия  неожиданно дрогнул, по стареньким чёткам нервнее и чаще забегали тонкие пальцы. Таким взволнованным Тугаринов его ещё и не видел. Волнение монаха невольно передалось и ему, хотя, куда, уж, взволнованней.

- А что отрёкся и что-то там написал, так, ведь и Царь - человек. И у него положен  предел человеческий, когда уже нету мочи терпеть. Сказал Господь - «Не прикасайтесь к помазанным Моим»³. Не послушались, прикоснулись. Что из того получилось – известно. Печалюсь я не о об одном лишь Доме Романовых, а и вообще, о православной монархии. Она, как тот обруч на бочке дубовой. Убери его и все дощечки порассыпятся… Прости меня за многословие, Виктор, но отойди ты от этого зла. Не держи в себе горечь и обиду на прошлое. Твоему спасению они не помогут. Вспомни молитву святой мученицы великой княжны Ольги Николаевны - «… И у преддверия могилы вдохни в уста Твоих рабов нечеловеческие силы молиться кротко за врагов»⁴. А теперь приподнимись над грехом и посмотри на себя со стороны. Кто ты такой и кто Она. Или твои страдания выше? Нет?  Тогда охолонься и поступай по примеру святой. Не вразумляю тебя словами Христа – «… любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас»⁵, куда уж нам до такой высоты. Не о любви, благословении или благотворении речь. Хотя бы, довольствуйся малым и лишь только молись. Проси у Бога сердце плотяное, а от сердца каменного откажись. Пойми ты,  не с местью и злом надо жить. Мозг и  душу они разъедают. Да и кому теперь мстить, внукам или правнукам комиссаров? Так и они давно по «израилям» разбежались. Земля не Небо, Виктор. И праведных гражданских войн на ней не бывает. Не того мы замеса с тобой. Не того. Потому и укроти ты свою гордыню бесовскую. Слетай в Россию и землице родной поклонись. Она не виновата, что на ней дурачьё народилось.  Даст Бог всё изменится к лучшему, о чём и толкуют наши пророчества.

- Маловерие, толерантность, мнимые ценности этого мiра многих довели до предательства и соединения с сатанинской синагогой - МП…

- Довели. Только ты не путай дар Божий с яичницей. Побывать в России и поклониться родимой землице это не всё равно, что измазаться в грязи. Не толерантность, не маловерие и не отступление от чистоты православия. И уж, конечно, не предательство Бога. Здесь землица и люди не чище. Ты же ими не брезгуешь. И разве это меня ностальгия измучила? Во мне, от русского,  православная вера лишь одна и осталась. А всё остальное ушло и растворилось в Америках. Чувствую себя не русским, не американцем… Я -  Божий. Привязка к нации и конкретному месту - не имеют значения. Мудрые у нас с тобой были предки, когда указывали в паспортах на вероисповедывание человека. Принадлежность к Богу – куда важнее принадлежности к нации. Старайся жить настоящим,  а не призрачным прошлым. Им, как правило,  живут люди мёртвые – склочные неудачники и почитатели сатаны. Был у меня на приходе один рьяный монархист-прихожанин, который «белых» считал даже хуже «красных». И знаешь,  почему? Потому что «красных» он считал за врагов, а «белых» считал за предателей. Улавливаешь разницу? Крайности, разумеется. Но, ведь  и его точка зрения не без, какой бы то ни было, истины. А другой прихожанин по России так ностальгировал, что не мог долго жить вдали  от Тихого океана. Водные мили для него не являлись помехой. Часами мог стоять на чилийском берегу и смотреть на невидимый берег российский. Не знаю, может и сейчас ещё продолжает стоять. Какой смысл в такой жизни? Живи тогда там, где родился и вырос.

- Я не  особо-то, отче и безпокоюсь. Сны только снятся. А так, слава Богу, расслабляться мне некогда. Дети, работа, внуки и правнуки.

- А супругу, почему не упомянул?

- Ещё и супруга.

- Так и ставь её на законное первое место.  Что же ты её всё в конец задвигаешь. Не комод, ведь, а  твоя половина.

+

Долго ещё они сидели вдвоём и чаёвничали. Разговаривали. Вспоминали. Говорил больше батюшка. А Виктор Павлович внимательно слушал. Вечером, в домашнем храме, отслужили Всенощное Бдение. А рано утречком, Литургию. Исповедались и причастились. После обеда отца Леонтия собрали в  дорогу. Наталья Ксаверьевна осталась присматривать за хозяйством, а Виктор Павлович, вместе с батюшкой, отправился в аэропорт. Сердце  его всю дорогу томило, и на душе было очень тревожно. Словно не доделал он что-то или что-то важное позабыл.

После регистрации и прощания,  Тугаринов долго не мог успокоиться. Всё ходил по длинному залу из конца и в конец, громко шаркая обувью по блестящему гранитному полу. Потом он решительно направился к кассам и взял предварительный билет до Москвы. Домой уже ехал расслабленно. Однако перуанец – водитель до поместья его не довёз.

По дороге Виктор Павлович умер.

 

1 Из дневника Государя – Императора Николая II от  2 (15) марта 1917 года.

2 Слова из государственного гимна Российской Империи (с 1833 по 1917 годы).

3 (Пс. 104. 15).

4 Автор молитвы русский поэт Сергей Бехтеев.

5 (Мф. 5: 44).