Севлаг

В двадцать первом бараке его называли Монголом. Реже звали про себя Молчуном. И всё из-за малой общительности. Точнее сказать, Монгол или Молчун, вообще, ни с кем не общался. Даже с теми, кто его окликал или спрашивал

Водоплавающую пернатую дичь на Северах весной почти не стреляют. Причин тому несколько. И жира мало. И хранить особенно негде. Да и некогда птичьим промыслом заниматься. Рабочий сезон северян поджимает

Служил Лопатников начальником лагерной оперчасти. Давно служил. Должность по местным меркам высокая. И судя по наградным переходящим знамёнам, и обилию грамот, капитан Лопатников с нею справлялся. За что, три года тому назад, повысился в звании и был отмечен специальным приказом по министерству

Надёжный топор, две железных заточки, сотня спичек и ещё огниво с кресалом; брезентовый сидор - с куском ржавого сала, щепотью крупной соли, запасными портянками и сухарями; из одежды – почти свежие валенки и что одето на нём – вот и всё его беглое вспоможение

Ахтям Халилов ударил чеха Ржигу заточкой и пустился в бега. Спроси у него – «зачем он так поступил?». Халилов бы никогда не ответил. Причин много: и длинный срок, и плохое с утра настроение, и нервы, и горячая татарская кровь…

Отца Симеона притащили за несколько минут до рассвета. Кулем бросили на каменный пол.

До лагеря Акакий работал в торфяном наркомате бухгалтером. Слыл вполне успешным и респектабельным человеком. Тогда его просто и презренно Акакием никакие люди не звали. Ни хорошие, ни плохие. Для всех он был уважаемым товарищем Тимофеевым или Акакий Егорычем.

Старый орлан умирал. Что ж, он прожил долгую и красивую жизнь. Никто из здешних птиц не мог сравниться с ним долголетием. Был когда-то сильным и молодым. Теперь же всё кончилось

На этапе урки Гордея не трогали. Опасались нарваться на его исконную русскую силу. Урки – люди бывалые. Они ещё помнили родовую фамилию Силиных – непревзойдённых кулачных бойцов и мастеров кузнечного дела.

Егор Ухлопков – чистокровный якут и опытный промысловый охотник на пенсии - проснулся от визгливого собачьего лая. Не спится же им, окаянным! Хотел уж совсем обозлиться. Но ожидаемой злости от раннего просыпа не было. Ушла куда-то, родимая. Ничего не поделаешь. Пришлось открыть глаза и чутче прислушаться.