В поисках истины

Что ни говори, а жизнь, порой, преподаёт нам сюрпризы. Неожиданных и не так, чтобы очень. Приятных и не сказать, чтоб совсем. Вот и  сегодня Олегу Рязанцеву выпадала одна из редких приятностей. Как же, такому простому работнику - и сразу такая великая честь. Впрочем, чести этой  он сподобился  не вдруг и не сразу. Лишь за долгие годы соседства, помощи в строительстве храма и вообще, каждодневных и безвозмездных трудов по хозяйству – его, наконец-то, заметили - пригласили на батюшкины именины. А до этого и за поповский порог ни ногой. Уж,  очень строгая была у отца Анатолия матушка, дай Бог ей здравия с долгоденствием.

Седьмой год Олег проживает в Андроновке. А раньше, где только и не жил. Правда, всё больше обитал на морском сухогрузе. Зрелость и молодость отдал морям - океанам. О чём никогда не жалел.  Довольствовался малым. С неба ни журавлей, ни звёзд не хватал. Должность  начальника радиостанции его полностью устраивала. Ради интереса (заочно) закончил исторический факультет МГУ. Вот и все его журавли или звёзды.

По ходу плаваний  дважды женился. И всякий раз, после судебных разводов, оставался  ни с чем. Прямо как та старуха у синего моря. Без материальных благ и крыши над головой. Ничего не поделаешь. Не повезло ему с счастьем семейным.  У моряков такое явление - дело довольно обычное. Если бы не тётушкино наследство вот в этой деревне, то пришлось бы ему бомжевать. А  так, слава Богу, жизнь потихоньку наладилась.

Безотказность и золотые руки Олега многим здесь пригодились. Особенно матушке Пелагее и отцу Анатолию. Пришлись, так сказать, ко  двору. По простоте душевной и по-соседски, он им ни в чём и никогда не отказывал. Ещё Олег немножко юродствовал. Потому и принимая его за деревенского простачка или дурня (батюшка с матушкой появились в деревне позднее Олега), они частенько загружали его нудной и тяжёлой работой.  Однако соседушка с любой работой справлялся. В знак благодарности, а также по случаю признания  его статуса образованности (Олег, как-то, подсказал батюшке годы правления святого Андрея Боголюбского, и после уже ему пришлось раскрыться об историческом факультете МГУ), он и был приглашён на поповские именины.

К батюшке на день ангела съезжались священники благочиния одного из осколков РПЦЗ, местного пошиба поэты и очеркисты. По совместительству, они же и редакторы оппозиционных сайтов, малотиражных газет и журналов. Сам, не без греха тщеславия от мирской суеты, отец Анатолий хотел показать своим гостям раба Божьего Олега, как некую достопримечательность или сенсацию, приурочив её к своим именинам, ну, а заодно и самому Олегу дать возможность осмотреться в приличном обществе,   приобщиться к провинциальной альтернативно-духовной богеме. Имел ли он иные виды на своего работника и соседа, Олег о том не догадывался. Уж слишком сложным характером обладал отец Анатолий. Предсказать его вектор направленности не представлялось возможным. Как бы там ни было,  но к указанному времени, он переступал порог добротного поповского дома не без душевного трепета и волнения.

В коридоре Рязанцев разделся. Снял свою носимую обувь. И прямо здесь же, уловил запахи предстоящей трапезы. От открытого дверного прохода вкусно тянуло копчёностями, молодым чесночком, жареным и варёным мясом, рыбой, ещё пахло закусками, фруктами, зеленью, соусами и приправами. На всякий случай дома  Рязанцев поел, но лишь теперь только понял, что так и не добрался до сытости. Аппетитные запахи снова призывали к столу.

Матушка Пелагея  любила и умела готовить. Уж, чего-чего, а этого у неё не отнять. Умению стряпать, варить и настаивать на орешках и дубовой коре самогон - она здорово научилась. В чём Олег, не единожды, убеждался, испробовав от «щедрот» её угощений. И не важно, что просто так она его никогда не кормила. На скупость женщины он не в обиде. Здесь главное качество и сам процесс угощения. А остальное, уж, как-нибудь, перетрётся и стерпится.

В просторном зале, помимо отца Анатолия, сидело, стояло и прохаживалось по ковру, в ожидании трапезы и чествовании именинника, человек десять-двенадцать мужского народу.  Среди них выделялись три тучных белых священника с тяжёлыми наградными крестами, в богатых греческих рясах,  тонкоусых и с эспаньолками на подбородках, и один высоченный священник-монах в обветшалом подряснике при длиннющей и седой бороде. Остальные все, хотя и с растительностью вокруг ожидающих ртов, но, на вид, люди справные и сугубо мирские.

Олег тихонько поздоровался и сразу же был представлен отцом Анатолием внимающей публике. Батюшка почему-то представил его, как своего верного прихожанина, ближайшего сподвижника и помощника (?) и вообще, как очень хорошего и едва ли не святого человека. Последние слова Олега немного смутили. Правда, смутили его не надолго. На пожелание здравствовать народ ему, как-то, вяло ответил, хитро присмотрелся и вскоре потерял интерес. Своим приходом он нарушил течение умной полемики.  Но об этом Олег понял позднее. Спустя минуту полемика обратно продолжилась. И Олег стал её вначале свидетелем, а затем  и  участником.

Говорили и спорили о февральских событиях 1917 года, отречении от Престола и Поместном Церковном Соборе, о гражданской войне, о красном и белом движении. Говорили и спорили о Доме Романовых. Темы быстро менялись, переплетались, нагромождались одна на другую и порой, безпричинно и вдруг, разрывались. Говорили и спорили до последнего слова. До взаимоисключения и отрицания. До самозабвения. Пестря многими фактами и аргументами доказательств. Как мнимых, так и не очень.  Поначалу Олег растерялся. Он не ожидал от столь солидных людей такой неуёмной экспрессии  и такого напора. Складывалось впечатление, будто на этих темах всё прошлое и современное зиждется - зависит будущее и настоящее человечества.

Своей энергетикой и своим неподдельным участием, эти люди мастерски увлекали сознание. В голову пришла одна странная мысль: «интересно, а что-либо другое они также ловко и прекрасно умеют?». Ещё в глаза бросилось утончённое желание покрасоваться,  показать эрудицию и свою палату ума. И это при друзьях или давних знакомых! Что ж, желание, в общем, понятное. По ходу полемики он всё глубже и глубже узнавал своих новых знакомых. В словесных потоках постепенно осваивался. И со временем растерянность его уходила.

За последние оседлые годы Олег очень многое почерпнул из интернета, проанализировал и сопоставил полученную информацию. Интернет, в этом смысле, штука удобная. Информативная и  просторная. Есть где уму разгуляться. Поднятые в полемике темы на мозги ему не давили. Вполне свободно он ориентировался и в духовных вопросах. Ведь, не зря же и не случайно он находится в Церкви Христовой. Прочитал жития святых святителя Димитрия Ростовского,  несколько епархиальных и монастырских патериков. Кропотливо изучает Священное Писание и Предание и на Них толкования, творения святых отцов. Молится. Утром и на ночь читает Псалтырь. Неплохо ориентируется в современных церковных проблемах. Отца Анатолия Олег не просил и без духовного наставника  он многое упускает. Это так и это понятно. И всё же дилетантом в духовных вопросах назвать его трудно.

Когда ораторы стали дружно восхвалять белую гвардию, к тому времени Олег уже вполне себе оклемался. Растерянность его совершенно прошла. Появились спокойствие и уверенность. От протоиерея Николая хвалебная эстафета переметнулась к редактору епархиального сайта Дмитрию Ивановичу, но не надолго. Редактор в одном месте замешкался. И этим тут же воспользовался иеромонах Ермоген. Священноинок говорил торопливо. Видимо ему очень хотелось успеть передать нечто особенно близкое и давно наболевшее.  Полностью раскрыться оратору помешала чахотка. С первых слов в груди у него некрасиво захлюпало. И дальше он уже свой пыл поумерил. Частенько подкашливал и держал бумажный платочек у рта. 

Говорил монах о величии белых вождей. Конечно, ничего нового Ермоген никому не открыл. В том числе не открыл ничего и Олегу. Слушать и терпеть его можно. Если бы не этот пафосный тон. Он, прямо таки, растекался по хвалебному  древу.  Ермоген сыпал примерами и цитатами от рыцарства Врангеля. Восхищался  романтичностью адмирала Колчака. Подчёркивал основательность и степенность генерала  Деникина. Восторгался умом и казацкой удалью атамана Краснова. От его похвал перепало и другим известным белым фамилиям. Ну и, слава Богу. Пусть так,  только где же их Белый Царь и Православная Вера? На каком Они у них месте? Скепсис Олега, видимо, отпечатался у него на лице, что и заметил один из господ-литераторов.

- Брат Олег, с мнением отца Ермогена вы не согласны? – спросил его этот господин, своим вопросом перебивая оратора.

Несколько человек повернули лица в их сторону.

Олег передёрнул плечами.

- Когда хвалят полководца, проигравшего битву, но  сохранившего войско, такую оценку ещё можно понять и принять. Когда же хвалят полководца, проигравшего войну и потерявшего войско, с такой оценкой трудно согласиться. Для меня белые вожди, прежде всего,  такие полководцы – проигравшие войну и потерявшие войско. Несмотря на их, возможно и высокие личные качества. Хотя и это довольно сомнительно.

- Вот как! И в чём  же ваше сомнение, позвольте полюбопытствовать?

- Извольте. Адмирал Колчак с 1916 года, получив за два месяца сразу два адмиральских чина (!), занимал должность командующего Черноморским флотом. Трудно сказать каким он был командующим флотом, так как флот активных военных действий не вёл.  Но уже тот факт, что флот при нём не вдруг и не сразу рассыпался, говорит в его пользу. Февральский переворот адмирал принял с радостью.  О чём свидетельствует его приказ о параде и молебне в честь известных февральских событий. После принятия матросами решения об обезоруживании офицеров, командующий флотом демонстративно выбросил свой кортик в море. Произошло это, если мне не изменяет память, в начале июня 1917 года. До назначения на Черноморский флот капитан 1-го ранга Колчак руководил минированием входа в Финский залив,  а затем успешно командовал Минной дивизией. Затронул я его руководство на Балтике лишь по случаю выдачи особо секретных карт минных полей Германии,  то есть,  противнику. Однако не обвиняю Колчака в прямом предательстве интересов Российской Империи. Таковых фактов, увы, не имею. Став верховным правителем России, адмирал отверг предложение барона Маннергейма двинуть на Петроград 100-тысячную армию в обмен на признание независимости Финляндии. Насколько он был блестящим  гидрологом, океанологом и полярником, настолько оказался никчменным политиком и бездарнейшим полководцем. Есть и более убийственные свидетельства и характеристики адмирала, но о них я пока умолчу.

- И всё же, голубчик и всё же!

- Некоторые историки обвиняют Колчака и его окружение в  косвенном пособничестве убийства Царя и Царской Семьи. Они обосновывают свои обвинения умышленной задержкой войск при окружении и взятии Екатеринбурга. Исходя из той сложившейся оперативной обстановки, эти обвинения выглядят далеко не беспочвенными. Будто специально белые  отпустили время Юровскому и Голощёкину на их кровавую и тёмную миссию. Исполнив её, им дали возможность беспрепятственно убраться по железной дороге. И только после этого железная дорога была перерезана. К минусам адмирала можно добавить его пристрастие к кокаину, позёрство и частую истеричность…

- По всей видимости, у вас есть компромат и на  всех остальных наших белых вождей? – после продолжительной паузы спросил Олега иерей Константин.

- Есть. Только он не мой компромат. И вообще, не компромат. Как сказал один известный  священник, русскую историю лучше всего изучать по монашеским летописям¹. Все остальные «истории» - лишь удобные версии и  не более. Хотя и с летописями не всё  так прозрачно.  С моей точки зрения, господская революция и последствия из неё вытекающие, есть хорошо спланированный акт по расчленению и уничтожению России. И участвовать в нём преступно было с обеих сторон. Не секрет, что все вожди, или люди из их ближайшего окружения, как со стороны красных, так и со стороны белых, сотрудничали с иностранными разведками. Больше всех засветились в этом атаманы Краснов и Семёнов. Атаман Краснов даже написал письмо германскому императору Вильгельму II  с предложением о сотрудничестве и  с просьбой о  помощи в расширении границ Всевеликого войска Донского. С его подачи было реанимировано и такое сугубо сепаратистское понятие, как «Казакия». Оно и теперь ещё набирает ход. И совсем не случайно, но уже позднее, атаман Краснов дослужился и у немцев до генеральского звания. Атаман Семёнов, авантюрист по характеру, активно сотрудничал с японской и английской разведкой. Долгое время проживал он в Японии. И жил на японскую пенсию в 1000 иен. Из 500 тонн царского золота через его руки, в Гонконгско-Шанхайские банки, перетекло около 33 тонн. Остальное золото, но уже через адмирала Колчака, осело в банках Японии. Можно много говорить о генералах: Деникине, Врангеле,  Корнилове, Юдениче или ещё о ком-то. Толку-то. В восхвалении их особого смысла не вижу. Ибо все они оказались бездарными полководцами и причастными к нашей всеобщей Российской трагедии, плоды, от которой, мы и до сих пор пожинаем.

Олег, наконец, замолчал. И в зале тоже установилось молчание. Бог весть, сколько бы оно продолжалось, если бы не приглашение матушки Пелагеи. Притихшие люди сразу вдруг оживились и цугом потянулись в соседнюю комнату, поближе к накрытым столам. Когда все удобно расселись, началось шумное поздравление именинника, тосты, подношение подарков… Олег подарил отцу Анатолию янтарные чётки.

Пропели многая лета.

Народ застучал стаканами, ложками, вилками, с завидным усердием поглощая аппетитные закуски всевозможного вида и толка. После первого насыщения, последовало и второе, и третье… Ели и пили чинно, по-барски, то есть, без особого застольного шума и гама. Что ж, в питие и еде наблюдалась культура и правда, Олегом давно подзабытая. Раньше приходилось, всё больше, довольствоваться общением с компаниями, куда, уж, попроще. Людьми – то от моря, то от сохи. Ни тех, ни других Олег не чурался, хотя и не склонен  был к выпивке. Даже на дармовщинку.

Время шло, и он уже было подумал, что исторические страсти по прошлому застолье это минуют. Но, куда там. Не успел он об этом, как следует и подумать, как тут же услышал к себе обращение. Спрашивал его доселе молчавший иерей Афанасий.

- А скажите, Олег,  как вы относитесь к царскому отречению, было  оно или нет??

- Было. И неважно обманули Царя или нет. Ещё хуже, если и впрямь, обманули или ввели в заблуждение. Важен сам факт отречения. Часто цитируют Его дневниковые слова об измене, трусости и обмане, однако, при этом, не упоминают весь текст. Видимо весь текст цитатников не устраивает. Иных причин я не вижу. Полностью же запись от 2-го марта 1917 года выглядит так, кому интересно, внимайте: «Утром пришёл Рузский и прочёл свой длиннейший разговор по аппарату с Родзянко. По его словам, положение в Петрограде таково, что теперь министерство из Думы будто бессильно что-либо сделать, так как с ним борется социал-демократическая партия в лице рабочего комитета. Нужно моё отречение. Рузский передал этот разговор в ставку, а Алексеев всем главнокомандующим. К двум с половиной часам пришли ответы от всех. Суть та, что во имя спасения России и удержания армии на фронте в спокойствии нужно решиться на этот шаг. Я согласился. Из ставки прислали проект манифеста. Вечером из Петрограда прибыли Гучков и Шульгин, с которыми я переговорил и передал им подписанный манифест. В час ночи уехал из Пскова с тяжёлым чувством пережитого. Кругом измена, трусость и обман».

- А не подтасовка ли это текста совдепами?

- Может и подтасовка. Но тогда не надо цитировать из царских дневников, вообще, ничего. Или не так? Впрочем, и без этих свидетельств об отречении, Царь никому и ничего не говорил и не писал о  каком-то подлоге, обмане или об нечто подобном. А ведь встреч у него было немало. В том числе и с людьми к Нему и Фамилии вполне благосклонными. Особенно после ареста в Царскосельский период. Теперь  часто пишут и говорят, что это не Царь, а народ или Россия отрёклись от Него. С этим, пожалуй,  согласиться возможно. Хотя и не весь народ и не вся Россия. Говоря шире и если угодно, духовней, то подходить мирскими мерками к поступку Царя нам не следует. Почему? Да потому что Царь знал Промысел Божий. Знал в отличие от всех остальных. Ему было известно будущее от старцев Авеля и Серафима Саровского. Отсюда и Его такая  кротость, и такое смирение. У Его противников, а  значит и у наших с вами врагов, они  вызывают  ненависть и прямо-таки сатанинское бешенство. Под кротостью и смирением они видят в Царе не горячую православную веру, не духовную правду и силу, а слабость и все остальные  «грехи». В царском дневнике, от третьего марта, то есть, буквально, на следующий день после отречения, есть ещё и такие слова: «Спал долго и крепко. Проснулся далеко за Двинском. День стоял солнечный и морозный. Говорил со своими о вчерашнем дне. Читал много о  Юлии Цезаре. В восемь двадцать прибыл в Могилёв. Все чины штаба были на платформе. Принял Алексеева в вагоне. В половине десятого перебрался в дом. Алексеев пришёл с последними известиями от Родзянко. Оказывается, Миша отрёкся. Его манифест кончается четырёхвосткой для выборов через шесть месяцев Учредительного Собрания. Бог знает, кто надоумил его подписать такую гадость! В Петрограде беспорядки прекратились – лишь бы так продолжалось дальше». То есть Царь, будучи человеком добрейшим, ещё надеялся на благоприятный исход. Разве, что не взмолился подобно Христу в Гефсимании: «Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия; впрочем  не как Я хочу, но как Ты» (Мф. 26:39). А может и взмолился, я точно не знаю. Царь и Его Семья до конца были верны Русской Православной Церкви, несмотря на  отступление многих Ея иерархов. Молились в Ней, исповедовались и причащались. Это я к тому, что сегодня отдельные горячие головы пытаются быть святее Царя и Царской Семьи, требуя деканонизации патриарха Тихона (Белавина)  и митрополита Владимира (Богоявленского), подписавших известное обращение.

- И что же нам делать, как быть?? – спросил слегка охмелевший отец Анатолий.

- Находиться в Церкви Христовой. Как зеницу ока блюсти Каноны.  Молиться. Проповедовать и не умалчивать истину. Больше уповать на милость Божью, а не на свои малые силы. Бог даст, со временем Церковь увеличится и окрепнет. У людей наступит прозрение. И тогда к нам хлынут русские люди.  Хлынут с покаянием и слезами. Бог даст тогда Царя-батюшку. И Россия, в одночасье, изменится. На такое чудо я и надеюсь. Собственно,  тем сейчас и живу.

- А если не будет этого?

- Что ж. Тогда не как Я хочу, но как Ты.

+++

Долго ещё говорили. И здесь за столом, и после в зале, и даже на улице. Разошлись и разъехались за полночь. В общем, именины Олегу понравились. А главное, понравились  люди. Участливые и такие ответственные. Верующие и неравнодушные. Оказывается, остался ещё порох в пороховницах.  До этой встречи он думал, что у нас всё значительно хуже. Что в России уже и днём с огнём не сыщешь настоящих русских людей. После всех мясорубок и хождений по мукам,  оно и не мудрено потеряться. Слава Богу, что всё, хоть, так обошлось. Уцелело и осталось малое стадо.  Настроение его поднималось. И было так  хорошо.

Начало октября, а уже здорово подмораживало. Осень в этом году выдалась не очень хорошая. В сентябре шли постоянные затяжные дожди. А в  октябре неожиданно резко похолодало. Такую б погодку чуть позже. Однако Господу не укажешь.  Года иждиваются, а сделанного  от  Духа Святаго почти ничего. Можно и не успеть. В конце разговоров отец Анатолий предложил ему подумать над монашеством и принятием сана. Что ж, подумает. Но к этому он пока не готов. Слишком тяжкой кажется ноша. Тут за себя бы ответить, а при сане придётся ещё отвечать за других.

Олег остановился. Посмотрел на звёздное небо. Прислушался к собачьему лаю. Стой, не стой, а надо двигать до хаты. Пора и ему отдыхать. Утром предстояла работа. Матушка попросила почистить загон у свиней. Да и полы потом ещё надо в хлеву переделать. В общем, обычное и привычное дело. Олег в темноте улыбнулся и потопал до хаты.